Любовь на выживание - Страница 30

У него много лет не было женщины. С тех самых пор, как умерла его жена. Он не уверен в себе, в своей мужской силе, и потому он торопится и боится. Ты должна помочь.

Она была готова помочь, но в этот момент в доме что-то грохнуло, а кусты у берега затрещали. Джуди шарахнулась от Стила, а он судорожно вцепился руками в бревно, на котором сидел. Грудь его тяжело вздымалась, лицо поблескивало от пота.

— Клянусь небом, маленькая Джуди, это не конец нашего разговора. Я хочу тебя, мой рыжий ангел, так хочу, что едва дождусь того момента, когда ты придешь в мою спальню. И тогда — обещаю тебе — ты и не вспомнишь, что я инвалид.

Из дома вышел Рэй, не глядя на Джуди подошел к Стилу и легко поднял его на руки.

Во дает, по-детски изумилась прежняя Джуди Саттон. Та, которая только дружила с мальчиками и знать не знала про горячую темную волну желания, захлестывающую все тело…

Прежняя Джуди искренне восхищалась силой Рэя Джонсона и знать не знала, какая ярость кипит в его душе в эту самую минуту.

Дело в том, что пять минут назад Рэй Джонсон очень отчетливо и обреченно понял, что не может жить без Джуди Саттон. Эта мысль его по очереди: напугала, насмешила, расстроила и привела в бешенство. Он ведь прекрасно знал, О ЧЕМ сейчас разговаривают эти двое на берегу реки и зачем его послали в дом, как маленького мальчика.

Он без единого слова усадил Стила в лодку, прекрасно сознавая, что сердиться на друга глупо. Мгаба маячила на носу черным изваянием, Рэй устало махнул ей рукой. Стил поднял бледное лицо и тихо сказал:

— Береги ее, Змей. Умри сам, но не дай ей погибнуть. Я заклинаю тебя всем, что тебе дорого, — береги ее!

Лодка медленно заскользила прочь, и Рэй Джонсон беззвучно выругался ей вслед. Он понятия не имел, как теперь смотреть в эти изумленные серые глаза, как жить с Джуди под одной крышей и слушать ее дыхание в ночи…

Джуди лежала на тюфяке из сухой травы и вспоминала то, что происходило совсем недавно между Стилом и ею. Даже воспоминания возбуждали, и она постоянно вертелась с боку на бок.

И было что-то еще. Что-то странное, она еще хотела спросить, да отвлеклась, а потом уж было не до вопросов…

Как он ей сказал тогда, перед уходом: «Иди с Рэем и жди меня. Я приду за тобой».

Какая жалость, что он не может ходить…

Рэй смотрел на стремительно светлеющие щели в потолке и думал. Мыслей было много, они путались в гудящей голове и мешали спать.

От баб одни неприятности.

Конечно, сколько он может жить один? Даже любовницы у него не было.

Нельзя думать о том, что они делали на берегу. Иначе он ее сейчас задушит.

Запах мокрых птичьих перьев. Дыхание на груди. Холодный нос под мышкой. Глупость какая. От нее тиной пахло, вот и все.

Тина. Она везде. Окружает остров. Даже на штанах тина.

И на ее кроссовках тина.

И на его ботинках тина.

А на сапогах Стила…

На них не было тины. На них была глина.

Глина. Тина. Глина. Тина. Вот такая картина.

Они с Мгабой пришли со стороны реки. Метров триста от реки она его несла. По воде тоже несла, но не на вытянутых же руках!

Значит, на его сапогах должна была остаться тина.

А осталась глина.

Как будто, это он нес Мгабу, а не она его…

Рэй Джонсон рывком сел на кровати.

Тысячу не тысячу, но раз пятнадцать за последние двадцать лет вот это самое озарение спасало ему жизнь.

Озарение — это как сигнальная ракета. Читать при ней нельзя, деталей местности не разглядеть, но на один миг, один краткий миг все становится ослепительно белым и четким, и даже потом в мозгу остается черно-белый отпечаток увиденного. Конечно, надо уметь видеть. Надо учиться этому.

Он учился на войне. Там хорошая система зачетов. Не сдал экзамен — похоронили.

Рэй Джонсон выжил, потому что умел сосредотачиваться и вспоминать черно-белый отпечаток в мозгу.

Сейчас ему тоже надо выжить. И помочь выжить рыжей воробьихе с изумленными серыми глазами.

Потому что именно ей, собственно говоря, и грозит смерть.

Утро было каким-то на редкость английским. Серым, сырым и невеселым. Рэй Джонсон встал злой и невыспавшийся, бросил всего один взгляд в сторону свернувшейся комочком Джуди и вышел из дома.

Он шел и злился. Не ходить было нельзя, а идти — значит косвенно подтвердить самое чудовищное подозрение, которое только могло прийти ему в голову.

Надо уезжать отсюда.

Надо ехать в Сахару. Там жарко и сухо, там бедуины и верблюды, там нельзя пить водку, и девичьи волосы там не пахнут мокрыми перьями, потому что девушки в тех местах редкость. Там нет ни глины, ни тины, наконец!

Первая остановка — у того места, где он едва не перерезал горло Энди Стилу, спокойно сидящему на бревне.

Логично предположить, что Мгаба принесла его сюда, осторожно посадила на бревно и бесшумно ушла дальше. В том, что она двигается бесшумно, Джонсон убеждался уже не раз, но по той же логике выходило, что проклятым сучком могла хрустнуть только она.

Чисто теоретически — мог и Стил. Например, чтобы привлечь внимание Рэя. Только это глупо. Еще с войны у них была разработана целая система сигналов оповещения — от птичьего крика до кваканья лягушки. Трещать сучьями слишком опасно — Рэй мог бы и выстрелить на звук…

Сучок был там, где ему и полагалось быть. Неподалеку от бревна. Рэй Джонсон опустился на колени и замер. Чтение следов не терпит суеты.

Сучок сломан и слегка втоптан во влажную землю. Босой ногой. Все сходится. А откуда пришлепала эта босая нога?

Он поднялся, пригнулся к самой земле и медленно двинулся вперед, не отрывая глаз от почти невидимых следов Мгабы.